«Наши отцы и деды». Рассказывает заместитель председателя комитета Самарской Губернской Думы по строительству Александр Колычев
Мой отец, Василий Игнатьевич Колычев, был призван в армию в 1939 году. Успел принять участие в финской войне, был командиром пулеметного взвода. Получил ранение, лежал в госпитале, где его подлечили и отправили обратно служить. А тут и началась Великая Отечественная война.
В конце января 1942 года при обороне Крыма в боях под Судаком отец был тяжело контужен и попал в плен к немцам.
 |
 |
 |
Затем была харьковская тюрьма. Отец как-то рассказывал, что условия были очень суровые, полицаи издевались над слабыми заключенными. Однажды в очереди за тюремной баландой Василий Игнатьевич вступился за одного пленного и ударил полицая котелком. За это его поставили к стенке, но в последний момент немецкий офицер отменил приговор.
Из Харькова отца этапировали в Польшу. И вот из польского лагеря он вместе с двумя друзьями совершил побег. Они попали к одному поляку. Он обещал укрыть их до утра, а сам выдал. Их вернули в лагерь, отправили в карцер, затем в другой лагерь – более суровый, где из военнопленных выжимали все соки, а уже потом перегнали в Германию.
Уже практически в конце войны они сами не понимали, где находятся, и им втроем опять удалось убежать. На этот раз они попали в расположение американских частей, откуда их уже передали нашим советским войскам.
Надо понимать, как это было опасно – быть бывшим военнопленным. Василий Игнатьевич долго проходил специальную проверку СМЕРШа и прошел ее. Его оставили служить помощником военного коменданта в небольшом городке. И только тогда он смог отправить весточку на родину о том, что жив. А до этого с самого 1941 года о нем не было ни слуху, ни духу.
В 1946 году он вернулся, а в 1947 году родился я.
Отец не любил рассказывать про войну, хотя всю проверку прошел со всех сторон. И потом был отмечен и памятными медалями, и наградами, которые вручаются фронтовикам к различным датам.
 |
 |
 |
В середине 50-х его приняли в партию, а работал он бригадиром тракторно-полеводческой бригады – это очень трудоемкая работа.
Но до 1953 года все, кто были когда-то в плену, находились в постоянном страхе, вдруг что-то переменится и за ними тоже придут.
Я думаю, что, наверное, была над ним какая-то путеводная звезда, потому что очень часто ему везло: не расстреляли в плену, не расстреляли после побега, не было репрессий на родине. Он сам говорил: «Я такую катастрофу пережил!»
На работе всегда был в авторитете у всех, работал на совесть, был работяга настоящий. В 60 лет ушел на пенсию, но продолжал работать в колхозе еще долго.
